Старший научный сотрудник Института геологии Таллиннского Технического Университета Лейли Амон минимум раз в год отправляется на геологические полевые работы – в последнее время это была Россия.
«Если из-за коронавируса не будет преград, то я хотела бы еще этим летом отправиться в Новосибирскую область на бурильные работы», — надеется эстонский ученый, которая ищет в земных недрах остатки растений.
Лейли Амон своими глазами видела выкопанные из под земли кости мамонта – при некоторых раскопках их бывает так много, что микроавтобус под крышу заполняется остатками этих древних животных. Но у Амон в таких экспедициях свои задачи. «Я не ищу мамонтов, но занимаюсь флорой», — рассказывает она.
Хотя кость мамонта и звучит куда солиднее, нежели маленькое семечко, но именно мир растений – это то, что интересует нашего ученого. «Мне всегда нравились растения. У нас на бакалавриате был очень хороший преподаватель по ботанике, который смог во мне пробудить интерес к растениям», — говорит Амон. «Но я приближаюсь к этому миру с точки зрения палеоэкологии – занимаюсь реконструированием растительного мира прошлого или восстановлением прошлого».
С лопатой и совком на 50 000 лет назад
Если геологи ищут в земных недрах полезные ископаемые, а археологи – древности, то Лейли Амон ищет частицы растений и семена. «Растения имеют свою специфику с точки зрения окружающей среды – они растут в определенных местах и в подходящем для них климате. Если климат изменяется, то изменяется и растительность, но земля увековечивает древние остатки растений, исследуя которые и можно точно установить климатическую историю этого региона», — объясняет ученый. По ее словам, растения – это очень ценный исследовательский материал. «Например, если семя какого-то растения попадает в среду с низким уровнем кислорода, то оно сохраняется там десятки тысяч лет».
Поиск растительных остатков не означает обязательное углубление на многие метры вглубь почвы. Амон использует специальные буры, но все зависит от конкретного объекта. Она бывала и в такой экспедиции, где работали у реки в Новосибирской области и тогда пришлось собирать лопатой и совком отложения с речного обнажения. Для отделения частиц растений потребовались мелкие сита, после чего полученный материал – семена, иголки, кусочки коры – исследовали уже в лаборатории. «Все это необходимо помыть, почистить, отсортировать и отметить, с чем имеем дело, а также необходимо находки датировать, чтобы понять, с материалом какого возраста мы работаем. Для этого мы используем радиоуглеродный метод, с помощью которого можно определить возраст органики по содержанию углерода, углубляясь в более чем 50 000 лет», — описывает палеоэколог рабочий процесс.
Остатки растений предсказывают будущее
Для того, чтобы сложить картинку того, что произошло в месте раскопок 30 000 или 50 000 лет назад – кто там жил, какая была растительность – сотрудничают разные ученые. Например, в 2018 году Амон была в Сибири на раскопках в урочище Волчья Грива. В то время, когда экспедиция под руководством российских ученых из Томского Университета изучала кости мамонтов и реконструировала среду обитания древних животных, заданием группы, в которую входила эстонка, было определение тех растений, которые росли в то время в этом регионе.
Так что речь идет как бы о большом ребусе, разные кусочки которого разгадывают ученые. «Полевые работы – это только первый этап, дальше со своими пробами мы отправляемся в лаборатории и иногда уходят месяцы – даже год – прежде чем мы сделаем определенные выводы. Мы обмениваемся материалами, собираем данные, когда кто-то может что-то сказать о своих пробах. Тогда вместе мы можем составить свое мнение».
Обращение к прошлому таким способом – это не только исторический интерес. Изменение растительности в периоды перемен, реакция на климатические изменения, чередование зон растительности – все это помогает увидеть возможное будущее Земли. «Мы даем ученым-климатологам материал, на основании которого они могут калибровать свои модели. Так можно прогнозировать будущие изменения окружающей среды на основании примеров из прошлого, миграции видов, изменений климатических зон», — поясняет Амон и ободряет молодежь выбирать специальности, связанные с земными недрами, потому что работа очень разнообразна и молодых специалистов везде ждут с распростертыми объятиями.
Причина, по которой она в последние годы отправляется в экспедиции именно в Россию, заключается в том, что у восточного соседа большие массивы и неисследованные зоны. Также она надеется когда-нибудь попасть и в Северную Америку. «Я работала 5 месяцев на восточном побережье – мы бурили во многих местах. Если границы снова откроются, то хочу отправиться за дополнительным материалом. На август запланирована новая экспедиция в Новосибирскую область, чтобы исследовать изменения тамошнего ландшафта за последние 15 000 лет», — рассказывает женщина о своих планах, которые из-за коронавируса находятся в подвешенном состоянии.
В потеплении климата нет ничего нового
А родная Эстония не представляет никакого интереса? Лейли Амон подтверждает, что она исследовала и изменения в растительности Эстонии и на основании растительных остатков видела, как после отступления континентального льда со временем отступает и арктическая растительность. «Эстонская растительность за последние 14 000 лет менялась так, что сначала были тундровые виды, а потом началось облесение. Был период, когда в Эстонии произрастали широколиственные леса, теперь же мы снова находимся в умеренно прохладном поясе смешанных лесов».
Будучи человеком, который видит происходившее на Земле десятки тысяч лет назад, Лейли знает, что было много холодных и много теплых периодов. «Потепление климата само по себе не является чем-то новым – как исследователи земных недр, мы точно можем это заявить. Но нынешняя ситуация особенная по той причине, что впервые становится возможным, что за изменением климата частично стоит деятельность человека – раньше это всегда было обосновано природными факторами»
Фото: Сергей Лещинский
.
.
